Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев): где современная литература, которая показала бы радость Царствия Божия здесь и сейчас? | RSS |
Показать радость здесь и сейчас
Тема 10-го номера журнала «Вода живая» — христианство и литература. В поисках определения «христианской литературы» бессменный ведущий круглого стола «Воды живой» священник Димитрий Симонов обратился к архимандриту Ианнуарию (Ивлиеву), профессору СПбПДА, известному богослову и большому любителю различных книг: от дохристианского Тертуллиана до современного Сорокина.
— Отец Ианнуарий, какую литературу, на Ваш взгляд, можно называть христианской?— Смотря, что мы вкладываем в это понятие. Если говорить в широком плане, вся русская литература является составной частью нашей культуры, которая целиком базируется на христианстве. Поэтому практически вся наша литература выросла из христианских корней, как и наш язык — из библейских корней. Если же говорить в узком плане, то истинно христианской литературой является, прежде всего, Новый Завет и все, что непосредственно его касается. Кроме того существует ряд художественно-церковной или квазицерковной литературы. Например, Николай Лесков или, если говорить о католической литературе, Жорж Бернанос, или Майя Кучерская со своим циклом анекдотических рассказов «Современный патерик». Это все бытописательная литература на христианские темы. У Лескова хорошо прочувствованные, очень добрые книги о жизни православного духовенства и мирян. Но как «воцерковленный» — понятие, не тождественное понятию «христианский», хотя и близкое, так и не тождественна настоящая христианская литература, то есть литература, которая содержит в себе какие-то христианские истины, которая призывает к вере в Бога через Иисуса Христа и наставляет человека в этой вере, таким вот книгам. То, что делает Лесков в его иронически мягкой манере по отношению к православному духовенству, характерно и для Бернаноса, пишущего в мягкой, но с трагическим оттенком манере о духовенстве католическом. Хороший роман Грэма Грина «Сила и слава» — тоже очень мягкое, гуманное произведение о католическом священнике в страшную эпоху мексиканской революции. Но Вы же понимаете, что ни Лесков, ни Бернанос, ни Грэм Грин, ни уж тем более Майя Кучерская никогда не привлекут какое-то значительное количество людей к Евангелию Христову, потому что их книги — это просто реалистическое (либо иронически карикатурное, как у Майи Кучерской) описание церковной жизни.
— Думаете, через такую литературу люди к Христу не обратятся?— Видите ли, Дух дышит, где хочет, и человек может прийти к Христу через березку или сосенку, или через рюмку вина. Через что угодно! Но специфически миссионерского значения такая литература не имеет. Она подобна реалистической живописи. Мы приходим в Русский музей, видим какие-то картины на церковные темы. Можем восхищаться ими, проникаться их психологизмом, получать эстетическое удовольствие или неудовольствие. Но миссионерской специфики у них, конечно, нет. С другой стороны, миссионерскую специфику могут иметь любые произведения искусства.
Одним из путей проникновения в человека ощущения присутствия Божиего является красота. Мы выходим на берег моря, видим прекрасные краски заката, по спине у нас бегут мурашки, и мы восклицаем: «Это божественно!» То же с литературой. Вы можете сколько угодно читать Лескова или Бернаноса и не почувствовать божественности. Но прочитаете в стихотворении у Пушкина: «Буря мглою небо кроет...», не имеющем никакого чисто внешнего отношения к Богу, и у Вас может появиться ощущение причастности к божеству. То есть сама по себе тематика творчества еще не является определяющим моментом для христианской миссии.
Обычно, когда говорят о христианской православной литературе, указывают на Достоевского. Да, конечно, эти книги написаны очевидно церковным человеком, в котором христианские мотивы занимают очень большое место. Но мне лично представляется самым ценным в его произведениях отнюдь не сугубо христианские мотивы, связанные с какими-то блаженными типа князя Мышкина или старцами («Братья Карамазовы»), а глубокие мысли, которые, скажем, выражены в «Записках из подполья». Причем высказываются они героем отрицательным, из подполья. Это мысли о свободе человеческой воли. Выше этого, по-моему, сказать невозможно, и это чисто евангельские мысли.
— Сегодня появляется множество рассказов из церковного быта. Это именно художественные произведения, не дневники, не воспоминания. Можно ли сказать, что они имеют к реальности обращения человека ко Христу примерно такое же отношение, как, например, романы Вальтера Скотта к реальному средневековью? Все-таки произведения Вальтера Скотта — это романтизм, от реального рыцарского быта в его книгах очень мало...— Тут я с Вами полностью согласен.
— В таком случае может оказаться, что нарочитая церковность приводит к определенному эстетическому минимализму. Есть люди, которые любят читать про рыбалку, есть люди, которые любят детективы, а вот мы любим читать про Церковь, чтобы герои разделялись на верующих — неверующих, наших — не наших, батюшек — не батюшек...— Действительно, такая литература бывает узконаправленной, идеологизированной, ограниченной в своей изобразительности. Но не будем ее строго судить. Если это произведение вдохновенное, оно будет вдохновлять людей. Например, далекий от Церкви композитор Бетховен говорил, что свою музыку он слышит с небес и все, что он пишет, он пишет под диктовку Бога. И действительно, хотя его произведения слишком чувственны, слишком романтичны, но они производят впечатление богоприсутствия в них. То же и в художественной литературе. Есть авторы, которые и церковны, и глубоко чувствуют сам дух Евангелия, и могут выразить его в своих произведениях. Например, поэт Ольга Седакова: чувствуется, что она очень любит Священное Писание — его букву и смысл — и в своей метафорической поэзии пытается этим поделиться. И есть множество примеров, когда авторы и не пытаются вложить христианскую тематику в свои произведения, но уже сама их отшлифованность, утонченность, красота ведет нас в ту же сторону. Насколько это творчество христианское, вопрос сложный.
— Есть и еще один аспект: литературе не следует переоценивать свою роль. Часто «православную литературу» критикуют за то, что она берет на себя воспитательную функцию.— Да, они надуваются, как пузыри, все эти наши художественные творцы. Если говорить серьезно, с XIX века интеллигенция на место Церкви ставит Искусство с большой буквы. Особенно литература, которая подчас встает в такую величественно-пророческую позу, как у Толстого и того же Достоевского. Или возьмем Александра Солженицына — замечательного писателя. Но как нашему современнику воспринять его пророческую позу, когда он, как на трибуне, упрекает человечество во всевозможных грехах, поднимая к верху перст и восклицая: «Люди! Забыли Бога!». Когда мы читаем Евангелие и слышим подобное в речи Иоанна Крестителя, мы понимаем, какое мощное воздействие это могло оказать. Но я не могу сегодня представить себе молодого человека, который без скептической усмешки все это воспринял.
В XIX и XX веках искусство для интеллигенции заменяло Церковь, из искусства делался некий кумир. Да и сегодня так, посмотрите телевидение в его самой вульгарной ипостаси, со всеми этими «звездами на льду» и поп-певцами. Посмотрите более серьезную программу, например, на канале «Культура», везде вы почувствуете, что искусство как бы выступает в качестве нового Евангелия, от него ждут какого-то живого слова, которое наполнило бы жизнь людей смыслом. Не наполнит! У искусства совершенно иная задача. И тот факт, что интеллигенция сделала из писателей, художников, композиторов, артистов кумиров, требует некоторого иронического, саркастического отношения и развенчания. Вот, по-моему, некоторые ранние произведения современного автора Владимира Сорокина грубовато, но именно это и делали. Его книги изысканы с определенной точки зрения, в них — игра со словом, с метафорами, с цитатами, и вот так игриво он разрушает всяких кумиров, в том числе литературных.
— Подытожу: если литература перестает занимать нужное ей место (как любой перекос в этой жизни), могут получиться не самые добрые плоды.— Всяк сверчок знай свой шесток...
— Отец Ианнуарий, если немножко вернуться, замечу: если даже произведение касается церковной тематики, то христианским его делает не герой — священник или какой-то другой христианин, а то, как поднимаются проблемы, что становится центром книги — человек с его внутренним миром, с его поиском, с его стремлением к небесам. И это делает литературу более христианской, чем внешние формы.— Понимаете, ни Бога, ни воскресшего и вознесшегося Ииcуса Христа, ни тем более Духа Святого описать невозможно, потому что Бог неопределим, неизобразим. Нам дано знать только энергию Бога, его действие в нас и в этом мире, его присутствие (парусию), силу Христову. Это присутствие везде и всегда: в любви, красоте, радости, нравственной святости. Надо только уловить и прочувствовать.
Священное Писание Нового Завета — тоже литература. И евангелист Лука — блестящий литератор и историк, который тщательно изучил все, что было до него, отредактировал и на прекрасном художественном языке изложил в своем Евангелии. То же самое можно сказать о евангелисте Матфее, который не просто воспринял существовавшую до него традицию, но еще и организовал ее. Например, он собрал массу изречений Иисуса Христа в три главы, которые называются «Нагорная проповедь». Это боговдохновенная литература, при этом несущая на себе оттенки художественности. Теперь вспомним, что является центром Евангелий, с чего они начинаются и чем заканчиваются. Это первые слова Христа, сказанные после Крещения: «Исполнилось время, и приблизилось Царство Божие. Покайтесь и веруйте в Евангелие». А если переводить точнее: «Исполнился срок и здесь уже Царствие Божие. Кайтесь и веруйте в это Евангелие». Там, где Христос (а для нас там, где Дух Святой), Царствие Божие. Несмотря на все трудности нашего пребывания в этом злом мире, мы живем в царстве кесаря и в то же время являемся гражданами Царства Божия. Но вот где та современная литература, которая показала бы мне радость Царствия Божия здесь и сейчас? Когда я читаю в Евангелиях: «Исполнилось время и здесь уже Царство Божие. Веруйте в это и вы будете счастливы и блаженны», — я сразу с радостью отдаю себя этому. Покажите мне что-нибудь в современной литературе, что я прочитал бы и почувствовал «здесь уже Царствие Божие».
— Действительно, если литература дерзает называться христианской, она должна возвещать Царство, пришедшее в силе. Если она не возвещает, тогда это просто литература. А уж о ее качестве надо судить литературоведам. Знаете, Вы для меня сейчас очень большое открытие сделали!— При этом мы не должны забывать еще один момент, о котором говорит апостол Павел: «Сила моя в немощи совершается». Ведь мы живем в мире страданий, которые испытываем постоянно «на собственной шкуре». Прочувствовать Царство сквозь эти страдания, даже благодаря им, — это тоже великая задача, которая, не знаю, доступна ли современному писателю...
Подготовили Мария Сорокина, Анна Ершова
5 ноября в 19:00 — Лекция архимандрита Ианнуария (Ивлиева) «Античная литература и христианство». Ул. Миргородская, д. 1. (м. Площадь Восстания), тел. 274-22-16; www.feosobor.ru
С другими материалами темы номера «Христианство и литература» вы можете ознакомиться здесь.
|