«Он жил богослужением» (воспоминания протоиерея Бориса Глебова о митрополите Никодиме (Ротове))

О митрополите Никодиме хочу сказать, что больше всего на свете он любил Господа и Его святую Церковь, и потому очень любил богослужение. И не просто любил — он жил им. Что бы там ни было — конференции, встречи, приемы, — служба Божия для него была все, даже когда он тяжело болел. Человек он был удивительный — сочетание сердца и ума, огромного сердца и огромного ума. Глубина веры у него была необыкновенная.

 

 

— В 1963 году Владыка Никодим был назначен к нам митрополитом. В то время я был третьим протодиаконом Никольского собора. Время было для Церкви тяжеленное — «царствование» Хрущева. А во Владыке Никодиме мы сразу почувствовали тепло и уверенность.

На Рождество Христово 1964 года Владыка назначил меня вести службу как протодиакону. Спел я великий прокимен «Кто Бог велий», после чего услышал от Владыки: «Протодиаконство твое…» И вот с того дня все больше и больше Владыка стал привлекать меня к протодиаконскому служению. А на Пасху 1964 года он направил меня в составе делегации паломников в Святую Землю. Это была первая поездка с 1914 года — 50 лет не ездили. Встречали Пасху у гроба Господня. Это было, конечно, великое чудо. А когда мы вернулись, Владыка говорит мне: «Готовьтесь, пожалуйста, секретарем Русской Духовной Миссии». И в феврале 1965 года я был туда назначен. Пробыв в Святой Земле до августа 1966 год, вернулся и с тех пор служил протодиаконом и секретарем у Владыки.

Так было почти до конца 1968 года. 1 ноября мы поехали на празднование 100-летия Успенского собора в Хельсинки. Я там возглашал многолетие, спел соло «Утверди Боже» Косолапова. Архиепископу Павлу понравилась служба. А Владыка Никодим говорит: «Закончилось его протодиаконство». Я говорю митрополиту: «Владыка, я не готов». А он мне говорит: «Зато я готов». В день Казанской иконы Божией Матери в 1968 году 4 ноября в Князь-Владимирском соборе он меня рукоположил во пресвитера и назначил в Никольский собор ключарем, потом настоятелем Князь-Владимирского, потом наместником Лавры.

В 1971 году я попал в аварию. Сидел рядом с водителем и вдруг вижу: на меня летит грузовик. Даже перекреститься не успел, только подумал: «Господи, прости меня за все!» И удар!.. В те дни отношение Владыки ко мне было просто отеческое — он приезжал в больницу ночью, так как другого времени у него не было. Тому, с кем он общался, он был заботливым архипастырем и отцом. В жизни был очень скромный и очень мудрый человек.

 

— Началось все с того, что однажды к нам в гости приехал хор из Финляндии, который пел во время службы в Смоленской церкви. Всем нам очень понравилось их пение, и я сказал: «Владыка, а мы-то тоже можем создать хор. Силы у нас есть. Благословите!» Владыка благословил. И мы вместе с отцом Павлом Герасимовым стали собирать поющее духовенство. Поддержка со стороны Владыки была огромная. И потом: надо было решать вопрос с Григорием Семеновичем (Жариновым, уполномоченным Совета по делам религий. — Ред.), что было непросто. Ведь его принцип по отношению к Церкви был «чем хуже, тем лучше». Владыка взял это на себя.

В 1972 году 17 января я получил указ о назначении наместником Лавры. Честно скажу, я очень не хотел уходить из Князь-Владимирского собора, но Владыка сказал: «Там, где я, там и Вы будете». Вообще обстановка в Лавре тогда была очень сложная. Старостой был Людоговский Сергей Николаевич, его помощником Николаев Василий Александрович — люди, враждебные Церкви.

Во время службы Владыка любил садиться в стасидию у колонны слева от иконостаса, по восточному обычаю. Там он находился до шестопсалмия, там же его и облачали. Приглашали поющих отцов. Поначалу им приходилось отпрашиваться с приходов, но потом мы их перевели в Лавру и создали поющий причт.

 

— Как-то раз, вскоре по прибытии в Ленинград, он меня спрашивает: «Скажите, как будем служить то-то и то-то». — «Как благословите, Владыка». А он говорит: «Как благословите! Я вот приехал из Ярославля, один приедет из Казани, другой — из Рязани, третий — еще откуда-нибудь. Мы тут так наблагословляем, что от вас ничего не останется. Вы мне скажите, как было при Владыке Григории, так нужно и оставить!»

 

 

— Владыка часто упоминал о митрополите Новгородском Арсении (Стадницком), хотя он его, конечно, не видел. Рассказывали, как он великолепно служил. А викарием у него был будущий Патриарх Алексий I (Симанский). Митрополиту Никодиму нравилось его служение. «Как кадит Патриарх Алексий, — говорил Владыка, — никто не умеет кадить». Это была старинная школа — школа митрополита Арсения (Стадницкого). Также он очень любил своего духовного отца — архиепископа Димитрия (Градусова). Сам он был очень проникновенный человек. Служил очень благоговейно, службу знал на память.

 

— Владыка был человеком необыкновенной широты взглядов и при этом выбирал лучшее. В те времена церковным кораблем было очень тяжело управлять, и он стремился сохранить все как можно бережнее. Пожалуй, самая известная история — как Владыка Никодим, учредив иностранный факультет в Духовной академии, спас ее от неминуемого закрытия. В этом плане его общение с инославными и иностранными гостями нам очень помогало. К нам приезжали кардиналы и другие высокие гости, так что с нами приходилось считаться. А то бы нас загнали совсем в угол.

 

— Некоторые моменты в Католической Церкви митрополиту Никодиму нравились: централизация власти, дисциплина, система образования. И он считал, что в этом плане там есть чему поучиться. Хотя единомышленниками были далеко не все, и говорил он об этом далеко не с каждым. Когда я служил на Святой Земле, увидел там огромную разницу между православными — греками, арабами — и католиками. Греки в большинстве своем православные, а вот арабы — есть православные, есть католики, есть греко-католики. Но разница колоссальная. Хотя бы в том, что у католиков было очень много молодежи, все было чисто, опрятно, культурно. Хорошо было поставлено образование. Были приюты для беспризорных, больницы. Все это, конечно, не могло не вызывать у него симпатию.