«Дети в Церкви» — тема очередного круглого стола, организованного нашим журналом. Как всегда, дискуссию вел иерей Димитрий Симонов, клирик храма Богоявления на Гутуевском острове. В разговоре принимали участие священники Санкт-Петербургской епархии, а также все желающие, пришедшие в этот день в просветительский центр при храме Феодоровской иконы Божией Матери.

Что можно посоветовать родителям, которые не имеют опыта воспитания детей в Церкви?

Марина Ушакова:
Я часто вижу, что родители переносят какие-то свои внутренние страхи и комплексы на детей и делают из Бога цербера с большим кнутом. Уж лучше тогда сказать, что Ангел-хранитель огорчается или плачет, когда вы поступаете худо, но никак не пугать Божией карой. Ведь на самом деле детям чаще всего не свойственно то, что мы про них думаем. Мне кажется, самое главное — не мешать детям приходить к Богу. Надо дать им возможность увидеть, почувствовать — и все. Дальше они будут этим жить и не захотят уйти, если мы их не отвратим. А очень часто происходит так, что мы детей отталкиваем.

Иерей Александр Тиманков:
На мой взгляд, основа правильного воцерковления детей — это здоровая воцерковленность родителей. Когда родители не бросаются в крайности, не уклоняются в сектантство или в излишнюю религиозную всеядность, то, соответственно, и дети на этапе взросления будут повторять их путь. Но в жизни каждого ребенка наступает момент, когда он отвечает на самый главный вопрос: будет он слушать своих родителей дальше или он будет жить так, как ему хочется. А поскольку слушать родителей — это значит быть верующим, то подросток, если у него к тому времени не развилось собственное религиозное чувство, задумывается: а будет ли он ходить дальше в церковь, как родители? В этот период антагонизма он даже может перестать посещать храм только потому, что мама с папой туда ходят. Или другой вариант: религиозное чувство не успело развиться, а подросток встал на самостоятельный путь, и религия незаметно ушла из его жизни. Поэтому единственное, что можно посоветовать родителям, — самим быть настоящими христианами, наблюдать за своим ребенком и пытаться помочь ему понять, что его вера — это его жизнь, с которой он будет всегда, если захочет.

Иерей Александр Дягилев:
У меня трое детей, и я, как родитель, действительно «иду на ощупь», потому что меня самого не растили в вере. Но интересно, что в традиционных религиях, восходящих к Ветхому Завету (иудаизме и исламе), в мечетях и синагогах молятся только взрослые люди. На Ближнем Востоке, откуда к нам пришло христианство, детей и за людей-то не считали. Помните подсчет людей в Евангелии: «кроме женщин и детей». В иудаизме была такая традиция: ребенка с определенного возраста учили грамоте и чтению Торы и по достижении четырнадцатилетнего возраста впервые приводили в синагогу. С этого момента отношение к нему менялось, он считался человеком. В исламе ситуация примерно такая же. Ребенка приводят в пять лет в мечеть для обрезания, а учить молиться пытаются дома, но всерьез он это делает лет с четырнадцати. В этом возрасте родители предлагают ему пойти с ними в мечеть, так как считается, что, пока не научился правильно молиться, в мечети делать нечего.
Христианство — единственная религия, где к детям совершенно особое отношение. «Не препятствуйте детям приходить ко Мне, ибо таковых есть Царствие Небесное», — эти слова прозвучали не случайно. Детей к Христу действительно не допускали, чтоб не мешали. Но Господь подчеркивает: «Если не обратитесь и не станете как дети, не обретете Царство Небесное». Но что это значит «быть как дети»? Здесь христианство тоже идет как бы на ощупь. И святоотеческих поучений, к которым мы могли бы обратиться по данному вопросу, очень мало: практически все святые были монахами, у них просто не было детей. Поэтому даже к некоторым высказываниям святых отцов в области воспитания надо относиться, как к теоретизированию.

Иерей Константин Щербак:
Я тоже постоянно задаюсь «детскими» вопросами. У нас в храме не больше двенадцати ребятишек, с которыми мы пытаемся заниматься, устраивать праздники. Но понятно, что начинать надо с родителей: собрать их, поговорить, потому что мы толком не знаем друг друга. Бывает, бабушка приводит ребенка в храм, а мама своими делами занимается. Вряд ли у ребенка будет полноценная религиозная жизнь, если он не видит родительского примера. Но не оттолкнешь ведь ребенка! И как это все налаживать? Вопросы, вопросы, вопросы…
Еще мне кажется очень важным, что в некоторых храмах во время Литургии с малышами занимаются отдельно: рисуют, играют, беседуют. В этом возрасте ребенок просто не вмещает то количество богослужебной информации, которое предлагается на Литургии. А потом уже наступает время, когда ребенок становится способен это усвоить. Важно, чтобы дети, как и взрослые, осознали степень своего участия в службе, могли принять посильное участие в ней: приготовить запивку, помочь на клиросе хотя бы ноты разложить, понимая, что они тем самым служат Богу. Как правило, дети лет с десяти могут себя в чем-то проявить.

Иерей Димитрий Симонов:
Действительно, в нашем обществе вопрос воспитания нередко решается так: я ребенка сдал в кружок, отвел в школу, заплатил за дополнительные услуги — сделайте из него человека. Очень слабо выражено личное воспитание со стороны мамы и папы. Общение с родителями сведено к минимуму, но они пребывают в постоянной надежде, что кто-то хорошо воспитает их ребенка. И часто это переносится на Церковь. Я много раз слышал, как родители в воскресной школе просят: «Батюшка, ну скажите ему!» Такое впечатление, что от одного слова батюшки ребенок начнет молиться, поститься и слушаться маму с папой. Проблема заключается в родительском инфантилизме, они просто не хотят воспитывать своего ребенка…

Следующий вопрос: насколько и как родители могут влиять на поведение ребенка в храме?

Сергей Захаров:
Я с детства постепенно воцерковлялся в семье. Мы ходили в церковь, и сначала мне было тяжело стоять на службе, но и радостно. В праздники я замечал, как менялось состояние людей. И даже внешне они становились другими. Но в школьном возрасте меня стало удивлять, какие мои сверстники разные в храме и вне его. В церкви они благочестивы, а на улице могут, например, сквернословить. И в переходном возрасте я перестал ходить в храм, возникли совсем другие интересы. Но со временем появились вопросы о смысле жизни, мои родные напомнили мне о Церкви, и я уже сознательно вернулся туда.

Иерей Димитрий Сизоненко:
Дети в храм приходят с некой благостью. А для взрослых это всегда ритуал, что-то внешнее, какая-то организация, в которую можно вступить, как в комсомол, и соответствующим образом воспитывают своих детей. Хорошо, если б взрослым было интересно нащупать что-то живое, понять, как дети воспринимают Царство Божие на своем уровне, совершенно не доступном взрослым. Часто воспитание может только испортить ребенка: он просто перенимает поведение взрослых, быстро учится лицедействовать.
Религиозное воспитание в ка ком-то смысле похоже на обучение иностранным языкам. Если мама говорит на одном языке, папа — на другом, то ребенок становится билингвом, носителем двух языков одновременно. Каждый язык связан с конкретным человеком, на волну которого он настраивается, ничему специально не обучаясь. Также когда кто-то из близких ходит с ребенком в церковь, для малыша храм ассоциируется с минутами счастья, дружбы, общения с родным человеком. Конечно, можно с семи лет учить ребенка иностранному языку, но лучше, если этот язык для него просто является родным. Вот проблема религиозного воспитания: то, что должно быть родным языком, усваивается как иностранный, пропущенный через какие-то методики, идеологию. Все это детям чуждо и до определенного времени вызывает здоровое чувство протеста.

Иерей Димитрий Симонов:
Детям иногда откровенно скучно во время богослужения. Расскажу об очень интересном опыте. Когда я был в командировке в Англии, то в монастыре в графстве Эссекс, который организовал архимандрит Софроний (Сахаров), увидел книжечку с фотографиями и простыми подписями о детской Литургии, которая была немного короче обычной и в которой дети принимали самое активное участие. Это действительно очень важно для детей в определенном возрасте. Они чувствуют свою самостоятельность и свободу. Мне кажется, из-за того, что мы часто сами несвободны, мы боимся дать свободу детям. Нам легче детей заставить делать что-то, чем попытаться научить своим примером.

Возникает вопрос: нужно ли ребенку присутствовать в храме всю взрослую службу?

Марина Ушакова:
Я специально выбирала храм, где детям просторно, они могут передвигаться, видеть службу. В нашем храме поет замечательный мужской хор, чье пение может захватить не только взрослых, но и детей. Считаю, что от священников зависит то, как относятся к детям в приходе. У нас настоятель сказал так: «Если еще раз какая-нибудь бабушка сделает замечание ребенку, то больше ее здесь не будет. Дети молятся так, как вы и не умеете». Наконец, служба у нас ведется достаточно быстро. Мы приходим примерно к середине. Дома мы обязательно обсуждаем ход Литургии, проговариваем фрагменты. Что касается утренних и вечерних молитв, то для моих детей это абсолютно естественный процесс, но он занимает у нас не более чем полторы минуты. Перед причастием мы читаем дополнительную молитву на русском языке. Пост у каждого из трех детей свой: для одного — это ограничение компьютерных игр, для другого — конфет, для третьего чего-то еще. Причем в каждый пост мы садимся и проговариваем, для чего мы делаем эти ограничения и к чему мы идем. Помимо обычных ограничений, могут быть очень трудные, например: в понедельник, среду и пятницу нельзя драться. Для взрослых это покажется смешным, но для детей — нет. Для них нужно искать какие-то способы преодоления себя.
Очень важен в воспитании разговор с глазу на глаз. Поскольку детей трое, это не так просто. Но я беру кого-то одного и иду гулять. Мы ведем доверительную беседу, я узнаю, что происходит, о чем он думает. Так выстраиваются отношения «один на один».

Иерей Александр Дягилев:
Если вспомнить жития святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста, они оба родились в семьях христиан, но закончили светские учебные заведения, потом учились в огласительном училище и приняли Крещение в сознательном возрасте. Их родители радовались тому, что дети пришли к вере. Но позже ситуация изменилась: стали крестить младенцев, и практика подготовки взрослых людей к Крещению почти ушла.
 В житиях русских святых обычно не упоминают о каких-либо трудностях, все очень гладко. Но в реальных свидетельствах современных людей, которые воспитывались в православных семьях, очень часто в определенном возрасте можно встретить момент протеста. Возможно, это издержки родительского переусердствования? Конечно, до революции все молились с детства, но, с другой стороны, возможно, причиной революции и было то, что все знали обрядовую сторону, но возненавидели саму веру. Поэтому дореволюционную систему воспитания в вере можно поставить под вопрос.
Лично я пришел к таким выводам. В вере ребенка воспитать в принципе невозможно. Нужно только рассказывать о вере, показывать личный пример жизни, приводить к Таинствам и молиться за него. Вот четыре вещи, которые мы, родители, в силах сделать.

Анастасия Наконечная:
Согласна, что никаких гарантий Господь не дает. Хочу только добавить, что есть еще церковная среда, которая тоже помогает в деле воспитания христианина. Например, крестные, с которыми у детей доверительные отношения. Когда в подростковом возрасте наступает кризис в отношениях с родителями, то на помощь могут прийти крестные.

Иерей Димитрий Симонов:
Очень важно, чтобы мы не увлекались внешним, а больше старались детям рассказать о главном. Не просто поставить их с собой рядом на молитву, а попытаться передать им причинность этой молитвы: почему это важно, для чего это нужно. Я столкнулся с таким фактом, что большинство детей из воскресных школ не молятся вообще. Потому что родители заставляют их читать правило. И я знаю одного священника, который предлагает детям очень короткое правило — одну молитву «Отче наш» читать очень внимательно, помня все время, что это разговор с Богом. Если ярко объяснить это, то ребенок начинает понимать, что, оказывается, он для Бога очень важен, Богу важно услышать, что он говорит.

Роксана Бондаревская, психолог:
Маленький ребенок должен обязательно присутствовать в церкви, чтобы его духовный опыт был связан с храмом. А если после этого он еще и расскажет о своих чувствах дома родным, то в глубине души у него останется то, на что он сможет опереться впоследствии и от чего он уже не сможет отказаться, потому что это его, родное. Очень важно, разговаривая с ребенком о Боге, спрашивать его, а что он думает о Нем. Я в подростковом возрасте не сомневалась, потому что хорошо помнила свой опыт: как я могу усомниться, ведь это было со мной на самом деле!

Ирина Проничева:
Я мама четырех девочек, и к Богу меня привели дети. Когда они появились, меня очень беспокоил вопрос: «Как защитить их в этом мире?» Я прошла оглашение в Князь-Владимирском соборе и теперь работаю там в воскресной школе.
Когда говорят о том, что ребенка надо приводить в церковь, то иногда путают понятия «церковь» и «Бог». С Богом мы встречаемся гораздо раньше, чем мы приходим в храм. Бог нас окружает во всем Своем творении. Как красивы цветы, животные, особенно их детеныши! У ребенка особенная психология: он не слышит наших слов и нравоучений, а слушает свои ощущения: хорошо ему или плохо. Если мама сама не любит Бога, как она может научить ребенка любить Его? А если маме с Богом хорошо, то и ребенок потянется к Нему вслед за матерью.
 В нашем соборе есть детский хор «Зернышко». В нем дети приходят к Богу через пение. Ребенок, когда поет песни о красоте этого мира, о том, как ему хорошо праздновать Пасху, Рождество, сразу чувствует эту радость.
Но в воскресной школе у нас были проблемы с подростками. Лет в двенадцать они прекращали ходить на службу, на занятия в воскресной школе. Год назад я стала заниматься с детьми 12—14 лет в небольших тренинговых группах. Это очень сложно. Я пыталась узнать, где можно научиться работе с подростками, но ничего не нашла. Пытаюсь что-то сделать сама. Мой основной прием заключается в том, чтобы дети открыли свое сердце Богу, как они могут открыть его друг другу. Но выясняется, что подростки друг друга не любят, боятся, не могут выслушать другого, понять и уважать его. Если мы не можем полюбить ближнего, то как можем полюбить Бога?

Иерей Александр Дягилев:
Все, кто хочет, чтобы ребенок стал сознательным православным, должны им заниматься вместе. И прихожане храма в том числе. Может быть, кому-то хочется сказать: «Успокойте своего ребенка, выведите его!», но можно найти более продуктивные способы. Например, дети могут рисовать где-нибудь в уголочке, никому не мешая, но все же находясь на богослужении. Мы ведь и сами не каждую минуту обращены мыслями к службе, даже если стоим по стойке смирно…
Любое воспитание — баланс между принуждением и попущением. Самый яркий пример нарушения свободы ребенка — это не его религиозное воспитание, а то, что мы выбираем для него имя, заставляем его жить с этим именем, заставляем жить в нашем жилище, есть пищу, которая ему не нравится, спать, чистить зубы, мыться… С самого начала ребенок абсолютно несвободен. Но благодаря этому мы сами приучены к гигиене, этикету, каким-то нормам поведения. И если бы нас не заставляли ничего делать, то ничего хорошего из нас бы не вышло. Кто-то ломается при принуждении, кто-то его радостно воспринимает, кто-то уходит в себя или находит другие интересы. И любое рассуждение о христианском воспитании детей рассыпается на огромное количество частностей, конкретных проблем, которые должны обсуждаться и решаться отдельно в каждой семье. Путь каждого человека к Богу — особенный путь. Эта книга пишется один раз для каждого отдельного человека. И у каждого ребенка будет своя дорога.