|
Профессор СПбДА протоиерей Георгий МИТРОФАНОВ:
Одной из отличительных особенностей нашей страны является полное отсутствие памятников, посвященных Первой мировой войне. И появление любого памятника, обращающего наш взор к событиям этой войны, может только приветствоваться. Судьбы многих выдающихся военачальников Первой мировой войны были связаны с нашим городом. Но когда я узнал, что первым памятником оказался памятник именно бывшему генералу от кавалерии и бывшему генераладъютанту Брусилову, у меня это вызвало недоумение.
Генерал Алексей Алексеевич Брусилов действительно был одним из самых знаменитых генералов Первой мировой войны. Очевидно и то, что одной из самых известных и блестящих операций Первой мировой войны был Луцкий прорыв - именно так его называли современники. ЮгоЗападный фронт, которым командовал генерал Брусилов, сыграл в этой операции ключевую роль. Однако успех этой операции стал возможен прежде всего благодаря наступлению Восьмой армии под командованием генерала Алексея Максимовича Каледина, главной ударной силой которой была четвертая стрелковая, так называемая Железная дивизия под командованием генерала Антона Ивановича Деникина. Важнейшую роль в успехе Луцкого прорыва сыграла поддерживавшая наступление Восьмой армии Девятая армия под командованием генерала Платона Алексеевича Лечицкого. Однако никто из этих генералов не оказался увековеченным в нашей стране ни в камне, ни в бронзе.
Названных мной военачальников объединяет одно: все они, кроме генерала Брусилова, были непримиримыми противниками большевизма. Генералы Деникин и Каледин были руководителями Белого движения, продолжая служить той самой России, которой когда-то вместе с ними служил и генерал Брусилов. А генерал Лечицкий оказался в условиях революционного Петрограда перед выбором: поступить в Красную Армию или принять смерть. Он предпочел последнее.
Что же касается генерала Брусилова, то, пребывая в октябрьские дни 1917 года в Москве, он уклонился от участия в борьбе офицеров-добровольцев и юнкеров с большевиками и весьма символично был ранен в ногу осколком гранаты, случайно залетевшей в квартиру, из которой генерал наблюдал, как погибали на улицах Москвы юнкера. Подвергшись после многомесячного лечения раненой ноги кратковременному аресту, Брусилов в мае 1920 года стал членом Особого совещания при председателе Реввоенсовета республики Льве Троцком.
Свою службу у большевиков он ознаменовал сначала письмом, обращенным ко всем русским офицерам с призывом вступать в Красную Армию, а затем письмом к офицерам армии генерала Врангеля с призывом прекратить сопротивление большевикам. Затем Брусилов проходил службу у большевиков на должностях начальника Главного управления коннозаводства РККА и инспектора кавалерии РККА и вышел в отставку в качестве уже не русского генерала, а большевистского краскома, получив военную пенсию 300 советских червонцев. Поэтому авторам памятника следовало бы изобразить Брусилова, потерявшего после своей службы у большевиков право на ношение русского генеральского мундира и генераладъютантских аксельбантов, в гимнастерке краскома, а не в регалиях его былого воинского и человеческого достоинства.
Мы потеряли ощущение судьбоносности того выбора, который делали во времена большевистской революции все русские люди, в том числе и русские военные. Последовавшие за этим 70-лет были годами разрушения исторической России. Поэтому мы не должны ставить на один уровень тех, кто в начале этого исторического периода защищал Россию, и тех, кто участвовал в ее разрушении. За всем внешним блеском безусловно одаренного русского человека генерала Брусилова проступают черты двоедушия и двоемыслия, благодаря которым поколения советских людей пытались выживать в условиях той новой «шариковской» реальности, в которой так легко адаптировался этот бывший русский генерал и бывший русский патриот. И именно в очевидной приверженности нашего постсоветского общества к столь привычным умонастроениям можно обнаружить причину того, что из всей плеяды выдающихся русских военачальников Первой мировой войны именно Брусилов оказался увековеченным ныне в единственном памятнике, посвященном этой войне в СанктПетербурге.
Профессор СПбГУ Сергей ФИРСОВ:
Зачем ставить памятник генералу, который осуждался многими представителями русской эмиграции, считавшими его человеком, оскорбившим память Государя? Конечно, не наше дело судить генераладъютанта Императора, который перешел на службу в Красную Армию, возглавляемой в то время Троцким. Этот поступок тогда шокировал людей его круга. Генерал не должен заниматься политикой, его дело - военная служба. Конечно, герои остаются героями, брусиловский прорыв - это, безусловно, прорыв, а его поведение после октября 1917 - нечто иное.
Мы не должны никого судить, но не должны и провоцировать, потому что до сих пор это остается болезненной темой. Многие в то время были недовольны, раздражены и даже отрекались, но оставались честными людьми.
На фронтах Первой мировой войны в российской армии не было по-настоящему великих полководцев. На этом бледном фоне Брусилов может восприниматься в качестве «выдающегося», но генералам той войны памятники ставить не за что. На мой взгляд, последним «белым генералом», которому можно было поставить памятник, был Скобелев, и до революции ему памятник поставили. Полагаю, что было бы правильно поставить вопрос о сооружении памятника примирения всем русским участникам первой мировой войны.
Думаю, что сегодня делить мир на красных и белых контрпродуктивно: и те, и другие принадлежат истории. В конце концов, в глобальных катастрофах, как правило, повинен весь народ, и говорить о том, что какая-то его часть более виновна, а какая-то менее - значит становиться на «партийную» позицию, опускаться до политической ангажированности, воспринимая себя либо «белым», либо «красным».
Мне кажется, нельзя собственные приоритеты и собственное видение истории навязывать «всем», пусть даже эти «все» менее, чем ты, образованы. Понимание гражданской войны как трагедии требует усилия воли не в меньшей степени, чем знание фактологии, знание реальных событий.
Безусловно, революция и последовавшая за ней гражданская война были трагедией для народа, трагедией, которую большевики использовали в своих целях, но из этого нельзя делать безусловно позитивные выводы, характеризуя белое дело не в плоскости белой идеи, а в плоскости «серой» практики, перефразируя известное выражение Василия Шульгина. |
